Детская терапия. С кем?

Детская терапия. С кем?

Если попытаться найти ответ на вопрос «Что такое «детская терапия», то наиболее вероятно встретить определение «Детская психотерапия – это вид психологической, психотерапевтической помощи детям и подросткам для решения самых разнообразных проблем, которые могут беспокоить как самих детей, так и их родителей». И нередки случаи, когда родители обращаются за помощью к психотерапевту, и это обращение условно выглядит так: «Вот Вам мое Дитя. Сделайте, чтобы Оно … (далее следует перечень требований)». К счастью, все чаще встречается иная модель отношения родителей к терапии детей: опять-таки условно это звучит как «Не все спокойно «в датском королевстве» (читай: «меня беспокоит что-то происходящее с моим ребенком»). Мне нужна помощь, чтобы с этим разобраться». И этот факт не может не радовать.

В настоящее время в детской психотерапии, которая методологически является собирательным понятием и включает различные методы и психотерапевтические подходы, выделяются две принципиальные ориентации, две линии работы:

  1. работа непосредственно с ребенком;
  2. работа с его социальным окружением, прежде всего, - его родителями.

Есть древняя притча, в которой врач говорит больному: «Нас здесь трое - ты, я и болезнь. Если ты останешься с нею, мне трудно будет тебе помочь. Если ты перейдешь на мою сторону, вместе мы ее одолеем.»

Что мы имеем в нашем случае? В процесс детской терапии всегда вовлечены как минимум трое (хорошо, если четверо): ребенок, терапевт и один или двое родителей (или другой взрослый человек, заботящийся о ребенке). И в этом процессе существуют и весьма важны различные интеракции:

  1. «Ребенок – терапевт»,
  2. «родители – терапевт»,
  3. «родители – ребенок» (в том числе отдельно - «мама- ребенок», «папа – ребенок»),
  4. супружеская диада.

В рамках данной статьи я хочу поделиться своими мыслями и «наработками» о некоторых аспектах работы психотерапевта с родителями, которые привели ребенка в терапию.

В детской психо­терапии запрос на рабо­ту с ребен­ком, с его про­блемой исхо­дит от роди­телей (иногда – от других взрослых, занимающихся воспитанием ребенка), и первое общение терапевта (очное, а чаще – по телефону) происходит с кем-то из родителей, т.е. запрос формулирует один человек, клиентом будет являться другой. И у этого Другого - Ребенка - вообще нет клиентского запроса, он не войдет в кабинет психотерапевта со словами «сегодня я хотел бы поработать с…», ребенок даже не догадывается, что ему нужна помощь, а если в более старшем возрасте и догадывается, то не предполагает, откуда, с какой стороны она может придти.

Так в начале. Мой опыт показывает, что по мере продвижения в терапии эта позиция может измениться, и ребенок (старше 7 лет), который уже доверяет психотерапевту и уже доверяет себе, порой сам говорит о своих сложностях, сам просит помощи, сам активно движется к тому, чтобы состоялась Встреча (в контексте сегодняшней темы не важно, с чем…). И тогда может обнаружиться, что запрос родителей на терапию не соответствует потребности ребенка. И, к сожалению, именно в этот момент и именно по этой причине некоторые родители забирают ребенка из терапии.

В этом и заклю­чается слож­ность детской терапии, так как достаточно часто потребности ребенка и родителей не совпадают, и терапевту очень важно установить альянс с родителями для возможности продолжения терапии, но так же важно устано­вить "рабо­чий альянс" с ребенком для дальней­шего оказа­ния ему по­мощи.

Говоря о процессе создания альянса с родителями, приведшими ребенка в терапию, можно отметить еще одну сложность работы, еще некую двойственности позиции терапевта:

1) поскольку запрос на терапию делает родитель, он Заказчик, то и вопрос терапии - КАК помочь родителю добиться того, чего он хочет (по сути, как отмечает Захарян И., - это работа «про то, как переделать другого человека – ребенка» [4]).

2) С другой стороны, обращение к психотерапевту – это «попытка сделать психотерапевта идеальным родителем, который наделяется качествами (доброта, терпение, ум, знания), которых самому родителю не хватает, при этом и ответственность за чадо полностью передается психотерапевту. Происходит символическая передача ребенка с рук на руки («ты подержи, а я пока отдохну или поделаю свои дела») [4].

Рассмотрим, что же заставляет родителей обращаться к психотерапевту?

Существует общепринятая классификация психологических проблем, возникающих у детей (Венгер), с которыми обращаются к детскому психотерапевту:

  1. нарушения эмоционального состояния ребенка (высокая тревожность, страхи, частые изменения настроения и др.);
  2. нарушения поведения (агрессивность, непослушание, истерики или – наоборот- застенчивость, апатия);
  3. проблемы обучения (неуспеваемость, плохая память, нарушение внимания, трудности в понимании учебного материала и т.д.);
  4. трудности в общении со сверстниками (замкнутость, неадекватные притязания на лидерство, повышенная обидчивость и т.д.);
  5. конфликтные отношения в семье (развод, потеря близких и др);
  6. неврологические проблемы (тики, энурез, навязчивые движения, заикания, повышенная утомляемость, нарушение сна, головные боли и т.п.) [2].

Очевидно, что существует взаимосвязь проблем (например, эмоциональных и поведенческих или эмоциональных и неврологических, и др.)

Однажды ко мне на прием пришли мальчик 9 лет с воспитывающей его бабушкой, которая принесла с собой список «проблем» внука из 28 пунктов, где было все возможное (а точнее, невозможное) - от «абсолютно рассеянного внимания» до «генетической предрасположенности ко лжи»…Придерживаясь заявленной темы, я удержусь от соблазна описать ход и результат работы с этим «случаем», скажу лишь, что такой пример не типичен. Типично иное.

В современном обществе уже не много найдется людей, которые не принимают и не разделяют взгляды специалистов по поводу того, что любому, даже развивающемуся в благоприятных условиях и совершенно психически здоровому ребенку в процессе его роста и развития бывает нужна психологическая терапевтическая помощь специалиста.

Почему же многие родители не спешат обращаться за помощью?

1) В. Оклендер [6] предполагает, что в большинстве своем родители просто не хотят верить, что именно те проблемы, которые возникают именно у их детей, требуют про­фессиональной помощи, они говорят себе: «Ничего страшного, у нас не худший вариант. Это всего лишь этап, ребенок перерастет его». Почему так? Потому что здесь срабатывает «логическая цепочка» умозаключений (а порой это происходит бессознательно): «если у моего ребенка есть проблемы, значит, я недостаточ­но хорошо справляюсь с ролью родителя»… А ведь допустить это понимание в сознание очень и очень не просто, а порой и невозможно.

2) Для большинства людей значима также стоимость услуги.

3) Имеет значение наличие времени, которое необходимо затратить, чтобы привезти ребенка на терапию.

4) Некоторые опасения родителей связаны и с тем, что в процессе терапии может выявиться то, что на самом деле трудно признать:

а) «я не все правильно делаю с ребенком»; б) «терапевтическая помощь требуется мне самому».

Вспомнилось прочитанное где-то: «Теоретически я всегда готова к изменениям, практически – терпеть их не могу».

А если все же родители решили, что их ребенку нужна психотерапия, а потом взяли – да и пришли – привели? Тогда относительно родителей психотерапевт должен решить некоторые задачи:

Прежде всего, дать родителю посыл: «Я вижу, что Вам не легко. Я понимаю эту тяжесть»;

2-я задача – принять правду родителей, поддержать их (например, «Вы очень хороший отец, потому что хотите понять своего ребенка»). Если родители озабочены ситуацией с ребенком, если привели его в терапию, значит, это априори хорошие родители, и этот факт терапевт доносит родителям.

3-я задача – сделать родителей «союзниками» - иногда это договор о некоторых обязательных действиях родителей по отношению к ребенку, иногда – наоборот- договор о временном невмешательстве…

В процессе терапии важно учитывать необходимость регулярного контакта терапевта с родителями ребенка: с одной стороны, «Исключительно благодаря контактам с родителями психотерапевт осведомлен о жизни ребенка вне сессий, о динамике проявления его симптомов, о реальных отношениях со значимыми объектами» [1], с другой стороны, психотерапевт знакомит родителей с возрастными особенностями, с соответствующими возрасту потребностями их ребенка, а так же, «не затрагивая динамических аспектов, снижает чувства тревоги, вины, стыда и беспомощности, возникающие у родителей в связи с обращением к психотерапевту для своего ребенка» [1].

Есть еще некоторые особенности, которые должен учитывать детский психотерапевт, работающий в гештальт-подходе, общаясь с родителями ребенка – клиента. Как отмечает И. Захарян, «в любом родительском запросе и в том, как взрослые рассказывают о своих детях, подспудно звучат утверждения, касающиеся полярностей ….»[4]. Представим некие родительские противоположные утверждения,

Например, «Я знаю, кем должен стать мой ребенок – я не знаю, что из него выйдет».

«Я знаю, чего я хочу от него добиться – я не знаю, что с ним делать»,

«Я знаю его как облупленного – я не знаю своего ребенка».

Если рассмотрим полярность «знаю – не знаю», то станет очевидным, что в первой части противопоставления много долженствований, в них «есть жесткая заданность направления детского развития, когда Родитель берет всю ответственность на себя, не оставляя чаду пространства невероятности, непредвиденности…» [4]. Вторые части этих полярностей неопределенны и могут представлять попытку защититься от собственного бессилия, безразличия и неспособности найти контакт с собственным ребенком, при этом ответственность отдается « тому, кто возьмет» (если в терапии – то тому самому «идеальному родителю» - терапевту). На самом деле родителю иногда бывает очень важно признать, что «я не знаю своего ребенка»: «Не для того, чтобы отчаяться и перепоручить заботу о нем кому-нибудь более осведомленному, а чтобы признать и принять сегодняшние отношения, и тем самым уже сделать шаг к встрече» [4].

Если рассматривать полярность «прошлое – будущее, то «При всей определенности утверждение «я знаю, кем должен стать мой ребенок» обращено в прошлое» [4], ведь кто-то когда-то уже решил, «кем должен стать мой ребенок». Вторые части утверждений обращены в будущее, которое всегда неопределенно, и любой родитель действительно не может знать своего ребенка окончательно… «Ловушка» в том, что, говоря «я не знаю своего ребенка совсем», родитель словно отрезает прошлое своего ребенка, и себя, и свое внутреннее и внешнее сходство с ребенком, и опыт общения и проживания жизни вместе. ( В подростковом возрасте дети иногда сами пытаются отрезать свое прошлое, отвергая своих родителей и их жизнь и проявляя желание все бросить, сбежать, прожить «только не как мама (папа)».) В такой ситуации важно помочь родителю разрешить себе чего-то не знать, в чем-то ошибаться (относительно ребенка) и не прятаться в заботы, работу или просто в себя, а стать открытым новому опыту - узнаванию собственного ребенка, знакомству с ним.

Как конкретно родители участвуют в терапевтическом процессе? Понятно, что на первую встречу приглашаются родители (хотя бы один из них) вместе с ребенком, и часть терапевтического времени работа ведется совместно с ребенком и папой и мамой, вторая часть - только с ребенком, третья – только с родителями. Не буду описывать алгоритм встречи (это интересная и отдельная тема), скажу лишь, что нужно учитывать, что любой человек, обратившийся за помощью к психотерапевту, как отмечает Кочюнас Р. [7], приходит с двумя сильными чувствами — страхом и надеждой. Задача терапевта - ослабить страх и укрепить надежду родителей.

Если эти задачи решаются, если идет процесс создания альянса и психотерапевту и родителям удается стать союзниками в стремлении помочь ребенку, если в работе с ребенком есть прогресс, то и в дальнейшем родители (периодически, а хорошо, если регулярно) подключаются к процессу терапии.

Формы участия родителей в процессе терапии различны:

1. Некоторые встречи проходят вместе с ребенком и родителем (в моей практике – в основном, мамой). Их совместная игра, или рисование, или диалог позволяют лучше узнать, понять и услышать друг друга, осознать и проговорить свои чувства. После таких работ и мамы, и дети говорят о том, что их взаимоотношения улучшаются, меняется к лучшему отношение ребенка к взрослым членам семьи, к сиблингам, уменьшается их агрессия и т.п. Меняется и отношение родителя к ребенку. Например, после выполнения совместного с 10- летней дочерью рисунка мама сказала: «Она (дочь) действительно совсем другая, чем я хочу, чем я сама. Но впервые у меня это не вызывает раздражения…Она другая. Я понимаю это.» Еще один пример: после совместной с 8-летним ребенком игры мама говорит о том, что она даже не подозревала, что ее сын «вот такой» и может «вот так, и так, и даже так»…Очень люблю наблюдать за взаимодействием родителя и ребенка во время таких встреч! Кроме того, что они весьма и весьма информативны, они еще удивляют и восхищают неосязаемой, невидимой, но явно имеющей место быть, энергией в пространстве между матерью и ребенком!

2. Иногда (пока, к сожалению, не всегда) параллельно с детской терапией родители начинают свой путь проработки внутренних конфликтов, старых паттернов и проблем, идя на личную терапию или в группы для участия в обучающих программах по детской и семейной терапии.

3. Если родители готовы к такой работе, то можно вести терапию в парадигме системной семейной терапии, когда ребенок рассматривается как часть системы и носитель семейного симптома.

Тогда очень важно понять причину проблемы, связанной с воспитанием ребенка (детей) в семье. По Елизарову [1] такими причинами могут быть:

1.Особенности личности родителей, сло­жившиеся в детстве или в более позднем возрасте, мешающие им быть эффективными родителями.

Например, повышенная тревожность: тревожная мать «привязывает» к себе ребенка, пытаясь оградить его от трудностей и жизненных неприятностей и опасностей не только реальных, но зачастую несуществующих, но воображаемых и тревожащих ее саму. И в результате ребенок может испытывать беспокойство, когда остается без матери, легко теряется, волнуется и боится, т.е. детская тревожность становится следствием личностной тревожности матери.

2. Деструктивные способы общения в супружеской диаде.

В этом случае в процессе терапии прежде всего нужно помочь в выстраивании адекватных отноше­ний между супругами, и лишь затем переходить к коррекции родительско -детских отношений, учитывая необходимость установления четких границ ме­жду основными внутрисемейными субсистемами, создания эффективных правил внутрисемейной коммуникации и смене аффектов, связанных с соперничеством и аг­рессивным поведением, на аффекты, связанные с заботой, со­трудничеством, любовью.

3. Особенности личности ребенка, затрудняющие эф­фективное родительство.

Например, в феномене гиперактивного поведения ребенка присутствуют (в большей или меньшей степени) органические нарушения нервной системы, и родителям важно объяснить сущность личностных особенностей ребенка, помочь им понять его поведение и найти корректный способ общения.

4. Несоответствие стиля воспитания и характера ребен­ка.

В этом случае необходимо разъяснить родителям особенно­сти характера ребенка и помочь им разработать эффективную тактику его воспитания с учетом этих особенностей.

Например, однажды на прием пришла измученная мама со своим чрезмерно активным 6-летним сыном с жалобой на несносность его поведения, на непослушание, на то, что его нельзя оставить одного – «обязательно куда-нибудь влезет…»… В ходе беседы выяснилось, что мама понимает, что ее ребенку требуется ее повышенное внимание. И она его дает- неустанно и постоянно (конечно, она этим измучена!), но акцент этого внимания – на общение – команды с частицей «не»: «не трогай!», «не бери», «не лезь» и т.п. Работа с мамой на осознание необходимости и важности для ребенка прежде всего ее эмоциональной поддержки, а не контроля, и изменение полюса материнского внимания и ее реакций на поведение сына позволили существенно продвинуться в терапии с ребенком.

5. Особенности социальной среды, в которой существует семья.

Здесь необходимо активизировать ресурсы родителей в плане поиска других образцов эффективного пове­дения в сложившихся реалиях.

Например, семья (мать, отец и сын 7 лет) живет с бабушкой (мать матери ребенка), в ее квартире. Бабушка авторитарна по отношению ко всем членам семьи. Родители ребенка молчат («Не хотим с ней ссориться, у нее больное сердце. Не хотим, чтобы мальчик был свидетелем «этого»…»). Когда родители смогли сказать бабушке о своих амбивалентных чувствах к ней, когда заявили о правах и ответственности за ребенка, когда смогли обозначить границы каждого и в том числе «территорию» бабушки в процессе воспитания внука, то на терапии из уст отца ребенка прозвучало: «Свобода», а мама мальчика сказала: «Я так боялась этих «разборок», но это оказалось не так страшно. И я не ожидала, но стало намного лучше…И сын меняется…»

6. Воспитательная неграмотность родителей.

Совершенно понятно, что родители, которые приводят своих детей в терапию, - это интеллектуально развитые, образованные, социализированные и заботящиеся о своем ребенке люди. Но в процессе воспитания можно столкнуться с такими проблемами, с которыми роди­тельская семья никогда не сталкивалась (например, развод ро­дителей и переживания ребенка, связанные с этим разводом), или же у самих родителей недостаточный (а порой вообще отсутствует) позитивный опыт общения с собственными ро­дителями в детстве. Кроме всего прочего, современные подходы к правильному и наиболее эффективному воспитанию детей развиваются столь быстро, что поиск достоверной информации из позиции незнания и есть наиболее эффективная позиция родителя. И тогда в этом контексте психотерапевт становится связующим звеном между накопленными психологическими знаниями относительно воспитания и родителями, т.е. с этой точки зрения работа терапевта с родителями представляет форму психологического просвещения.

Далее, следуя логике, целесообразно ответить на вопрос «Какие воспитательные техники являются эффективными, а какие нет?» По этому поводу существует немало исследований и публикаций. Приведу выводы американских психологов D.R. Shaffer и G.H. Brody [1], которые считают, что все воспитательные техники, традиционно используе­мые родителями, можно условно разделить на три большие группы:

1. Техники, основанные на приоритете силы. Включают физические наказания, словесное давление, командова­ние ребенком в опоре на свою физическую силу и/или воз­можность распоряжаться материальными ресурсами. Пред­полагается при этом, что механизм, обеспечивающий согла­сие с родительскими приказами и увещеваниями, кроется в страхе наказания.

2. Техники, основанные на лишении любви. При этом родитель выражает не­одобрение действий ребенка или свой гнев в достаточно ясной, но исключающей физические пути воздействия, форме. Например, он может игнорировать ребен­ка или отказаться говорить с ним, осмеять ребенка, выразить свою антипатию по отношению к нему, изолировать или по­кинуть ребенка.

3. Техники, основанные на индукции. (В физике явление электромагнитной индукции заключается в возникновении электрического тока в замкнутом проводнике при изменении вблизи него магнитного поля. Латинское inductio - возбуждение, наведение).

Предполагается, что по аналогии с этим явлением ро­дители, беседуя с ребенком или между собой в его присутст­вии, возбуждают у ребенка определенные чувства, инте­ресы, стремления; в результате обмена информацией между родителями и ребенком и совместных рассуждений происходит рост понимания и осознанности ребенка.

Понятно, что реальный процесс воспитания не обходится без того, чтобы родители не использовали в воспитательном процессе все три группы тактик, хотя, как правило, одна из них преобладает в воспитательных воздействиях на ребенка. И совершенно очевидно, что наилучшие результаты дает преобладание в воспитатель­ном процессе тактик, основанных на индукции, чему и должно способствовать общение психотерапевта с родителями ребенка, находящегося в терапии.

И, возможно, самое важное, что нужно детскому психотерапевту понимать, учитывать и использовать в работе с родителями маленького клиента, - это внутреннее убеждение, что никогда ни один терапевт не может быть для ребенка нужнее, важнее и полезнее его мамы и папы.

Список литературы:

1. Варячич-Райко Л.Ф. Работа с родителями как важный аспект психотерапевтической работы с детьми. Психологический журнал. 2006, №4

2. Венгер Л. А. Психологическое консультирование и диагностика. В 2 ч. М., 2001.

3. Елизаров А.Н. Основы индивидувльного и семейного психологического консультирования.-М.: «Ось-89»,2007

4. Захарян И.С. Психологическая работа с родителями и детьми как явление культуры или "в поисках утраченного контакта". Доклад на городской гештальт-конференции (Н.Новгород, 14.11.98)

5. Миллер Алис «Драма одаренного ребенка и поиск собственного Я». М.: Академ.Проект, 2001

6. Оклендер В. Окна в мир ребенка. Руководство по детской психотерапии.

7. Римас Кочюнас. Основы психологического консультирования. М.: "Академ.проект", 1999

Recommended articles