Вызовы современности и стратегия работы гештальт-терапевта

Последние события, происходящие в нашей стране и в мире, глубоко отразились на психологическом состоянии людей и таким образом поставили новые вопросы и горизонты современной гештальт-терапии. Что касается опор, это выразилось в тотальной потере базового безопасного ощущения мира и доверия к среде у жителей Украины. Экономические, политические, социальные потрясения усугубились фактическими военными действиями на востоке страны, периодически угрожающими перекинуться на всю территорию или остаться долгосрочным источником напряжения и тревожности (пусть даже в состоянии замороженного конфликта). 

Одной из задач данного исследования является рассмотрение того, как статичные, на первый взгляд, понятия – опора, принадлежность и смыслы – соотносятся с ориентированной на процесс гештальт-терапией, в которой важным является все то, что происходит на границе-контакта, в ее изменчивости, «трении» границ, приближении и отдалении, в возбуждении или тревоге рядом с отличным другим. Хотя, безусловно, в этих трех понятиях, которые мы будем разбирать в связи с современной ситуацией нестабильного поля, уже заложена идея процессуальности, но само их обозначение, на первый взгляд, определяется как нечто стабильное и завершенное. 

Для того, чтобы более глубоко разобраться, как обозначенные понятия соприкасаются с идеями гештальт-терапии, мы бы хотели коснуться творчества философа Мираба Мамардашвили. На основе текста «Психологическая топология пути», где он исследует роман Марселя Пруста «В поисках утраченного времени», рассмотрим связь гештальт-терапии с понятиями опоры, принадлежности и смысла [1]. Таким образом, опираясь на философию М. Мамардашвили, мы будем удерживать в фокусе внимания его принадлежность к произведению М. Пруста для нахождения общих смыслов для гештальт-терапии. 

Объективная потеря базовой безопасности, растущая экзистенциальная тревога, необходимость пересмотра ценностей и смыслов имеет следствием крушение привычных опор и изменение тенденции к отдельности на тенденцию к общности и принадлежности. Именно в этом направлении должна строиться работа гештальт-терапевта в качестве стратегического фокусного направления. Опоры, принадлежности, феноменология смыслов  создают триаду вызовов гештальт-терапии, и оттого, сможем ли мы изменить подходы и направления терапевтической работы, будет во многом зависеть востребованность и успешность терапии. 

Рассмотрим подробнее содержание каждого из выделенных аспектов. 

Опоры.

Многие гештальт-терапевты работают в направлении усиления тревоги неопределенности, и такая работа давала хорошие результаты при более-менее стабильном фоне. Однако в современной действительности тревога неопределенности зашкаливает, что в том числе подтверждается динамикой растущего количества панических состояний. И в этом случае терапия призвана дать необходимые опоры, не гася тревогу, а давая базис для выживания в многосторонней напряженной неопределенности повседневности.

Терапевт способен путем собственной опорности предоставить возможность клиенту поначалу опираться на терапевта, создавая уникальную конфигурацию опорности в терапевтических отношениях, а впоследствии (например, посредством механизма интериоризации) найти и другие опоры в своей жизни. 

Отсюда напрашивается очевидный вывод. Основное условие работы с опорами клиента – проработка собственных опор терапевтом. Тревога – постоянная спутница работы терапевта. Любая стабильность в терапевтических отношениях относительна, абсолютна их нестабильность. Осознать и принять ее неизбежность – первый шаг в направлении выработки выдержки в столкновении терапевта с собственной тревогой во время сессии. Целесообразно разделить возможные терапевтические опоры в зависимости от селф-интенциональности. А именно: 

• «ид»-опоры; 
• «персонелити»-опоры; 
•  опоры «поля». 

К «ид»-опорам относятся опоры, связанные с телесным и пространственным расположением терапевта во время сессии: 

• дыхание; 
• укоренение в теле; 
• дифференциация и вербализация ощущений; 
• привычная обстановка; 
• удобное расположение в пространстве. 

«Персонелити» - опоры включают наше терапевтическое знание о себе, как о терапевте, восприятие и принятие себя, теоретической базы и практического опыта: 

• самоидентификация; 
• вера в знание феномена; 
• личная компетентность; 
• воссоздание образа опорного человека из жизни; 
• терапевтический опыт. 

Опоры «поля» составляют большее, чем сам терапевт и терапевтические отношения: 

• терапевт – часть поля, в котором живет клиент (тот же мир, эпоха, экзистенция); 
• окружение (в т.ч. причастность); 
• возможность обращения к супервизору (в том числе заочно). 

У М. Пруста часто повторяется такой образ: как бы любящий (тут мы можем добавить: «человек в любом состоянии») находится по одну сторону стеклянной перегородки - как в аквариуме, стенкой которого он отгорожен от мира, и у него один мир – он видит вещи в аквариуме и не видит нас [2]. Он видит вещи в аквариуме, и они для него бесконечны. Для него этот мир – единственный. Для М. Пруста существует ситуация так называемых стеклянных перегородок, которые являются непроходимыми, приводящими к ситуации глубокой сбивающей с пути слепоты. Итак, есть место, в котором человек находится в данный период своей жизни. Мир, который он видит, отображается в этих стеклянных перегородках. Эти перегородки не то чтобы искажают его, но дают тот взгляд на жизнь, который поддерживает «образ человека», говоря гештальт-терапевтическим языком, его «персонелити». 

Когда клиент приходит к терапевту, он предлагает ему смотреть на него сквозь подобную «перегородку» и сам видит его так же. Но что такое для нас, гештальт-терапевтов, эти аквариумные стекла? В упрощенном варианте – это нарушения на границе контакта (ретрофлексия, интроекция, проекция, конфлюэнция), которые, с одной стороны, поддерживают его привычный образ жизни и невозможность выбраться из стереотипов поведения, а с другой – являются его единственными опорами, так как по-другому он еще не умеет. Мы сталкиваемся с некой двойственностью: стеклянные перегородки ограничивают восприятие мира клиентом, с одной стороны, и являются его единственными опорами в жизни, с другой. 

Психотерапия в этой ситуации – это место, где клиент может поочередно прожить эту двойственность. Сначала – опорность своего способа жизни (понимая, что это – единственный лучший вариант на данный момент), а после направить усилия на поиск нового, творческого способа бытия в мире. 

Опорность является процессом, создаваемым клиентом и терапевтом, благодаря которому клиент с помощью терапевта находит новое восприятие себя и окружающей действительности. В этих условиях терапевт выступает как опорная фигура, создающая обстановку неопределенности, в которой клиент, опираясь на прошлый опыт и на терапевтическую ситуацию, переживает заблокированный опыт. В этом случае мы можем говорить, что опорой в гештальт-терапии является не только и не столько терапевт, сколько ситуация, которую они (клиент и терапевт) создают вместе. Клиент с багажом прошлого опыта получает возможность встречи с иным взглядом терапевта, приводящей к совместному культивированию отношений, которые и выступают в качестве новой опоры для него. 

Таким образом, мы можем утверждать, что опорность в гештальт-терапии является процессом проживания отношений в неопределенности, где действия клиента осуществляются в безопасной среде по причине полноценного присутствия (в психотерапевтическом смысле термина) терапевта. Тогда клиент имеет возможность прожить заблокированный опыт проживания тех переживаний и чувств, которые он вначале с собой не соотносит, и происходит это в условиях безопасности и принятия. 

Тут мы сталкиваемся с парадоксом. Проживая ситуацию неопределенности, клиент чувствует платформу (почву) под ногами и получает ощущение места, где он может расширить свои «стеклянные перегородки», а происходит это как раз благодаря устойчивости, получаемой в переживаниях рядом с другим человеком (в данном случае – с терапевтом). 

Принадлежности.

Принадлежность – это отнесение себя с чем-то большим, чем я сам. Принадлежность является широким понятием, включающим в себя идентификацию, похожесть, преданность, причастность, привязанность. Проявление принадлежности происходит посредством следующих компонентов: 

• физического контакта (телесный, зрительный, нахождение рядом); 
• эмоционального контакта и коммуникации; 
• подтверждения собственной значимости, признания и уважения в группе принадлежности (комплементарное проявление – уязвимость); 
• резонанс со средой для осуществления потребности быть увиденным, услышанным, признанным. 

Отсутствие компонентов принадлежности приводит к возникновению боли одиночества. 

Важным условием установления принадлежности является ее интенциональность. И реально доступным в этом случае является моделирование терапевтической принадлежности. На пути установления принадлежностей в терапевтических отношениях лежат определенные риски, связь которых с модальностями организации жизненного опыта указывает в своих работах Дж. Франчесетти [3]. Связь рисков с базовыми и превалирующим механизмом прерывания контакта представлены в таблице. 

Риски, приведенные в таблице, необходимо учитывать при проведении долгосрочной терапии выстраивания привязанностей. Работа с установлением принадлежности, проработка противоположного стремления (неизбежно возникающего в сессии стремления побега от ее установления), ассимиляция и присвоение наличия принадлежности  выступают базой для укрепления фона, укрепляют и поддерживаеют клиента в современном высоко тревожном поле. Возможности терапевта в этом профессиональном поле связаны как с личными характеристиками, так и с теоретической и практической подготовленностью в данной тематике. 

В наше время тяжело принадлежать и признавать свою принадлежность. Воспетые идеалы независимости, свободы вписались в нас, будучи социально значимыми для выживания интроектами. Наш привычный взгляд на мир характеризуется исключительным выделением из поля существования состояний отдельности и автономии, а те мелочи, которые указывают нам на сопричастность и принадлежность, мы игнорируем. Как будто извечная цель отдельности и свободы заслоняет вещи, связанные с  принадлежностью. Задача терапевта в современной ситуации преобладания «я» над «мы» выявляется в том, чтобы быть метафорическим «телескопом», который показывает, каким образом игнорируются идеи принадлежности в угоду идеям отдельности. 

Что такое телескоп у М. Мамардашвили? Это – «увидеть то, что есть на самом деле: большое, крупное, что кажется маленьким, мелким» [1]. М. Мамардашвили приводит в пример Солнце. Оно – «маленький кружочек в небе, размером с монету», когда мы наблюдаем его с Земли, а «в самом деле – громадная звезда, светило» [1]. 

То есть, терапевт имеет задачей помочь увидеть большое там, где другие видят малое. Когда обществом навязываются цели, связанные с отдельностью, самореализацией и псевдо-свободой, переживания и чувства, касающиеся привязанности и сопричастности, игнорируются. Они нужны, но чрезмерно малы для субъективного переживания человека. И терапевт должен обладать неким «телескопом», чтоб из того незначительного игнорируемого вследствие навязанных социальных ценностей дать возможность видеть тенденции к привязанности, а не только от нее. 

Феноменология смыслов.

Теперь давайте поговорим о смыслах. Основной движущий мотив, пафос и страсть М. Пруста выражается в понятии «реализация себя» [2]. А именно в проживании богатств, которые есть в каждом человеке, богатств, пока не понятых и не осознанных. Известно, что реализовать то, природа чего непонятна, невозможно. Если клиент не понимает собственных желаний, он себя не реализовывает. Поэтому слова «реализовать себя» для М. Пруста созвучны со словами «понять, что ты есть на самом деле и каково твое естественное положение» [1]. Таким образом, мы видим, что как в смыслах, так и в понимании себя всегда есть процесс, желание реализовать собственные потенциалы. 

Смыслы нашего существования состоят из нескольких составляющих. Помимо ответа на экзистенциальные вопросы «кто я есть» и «в каком месте нахожусь» определяющим выступает также и то, что я буду делать с пониманием того, кто я есть в данный отрезок времени. Это одновременно и знание, и процесс. Поэтому нам, как гештальт-терапевтам, необходимо, во-первых, понимать смысл существования клиента и, во-вторых, констатировать, какие действия он принимает, исходя из знаний о себе. Поддерживая его картину мира, узнавая о ней все больше и больше, на основании тех действий, которые клиент совершает с терапевтом, мы (гештальт-терапевты) находим смысл жизни клиента непосредственно в его действиях, направленных на терапевта. А также смотрим, как действия клиента ограничивают его существование в связи с тем пониманием мира и себя, которые для него уже утратили актуальность, а он продолжает жить в этом искаженном видении «я». 

Тогда мир клиента предстает достаточно зыбким, лишенным опор, опустошенным недостатком взаимодействия с другим, ощущением «подвешенности в воздухе». Но это все точно для клиента имеет смысл, который последовательно проявляется в отношениях «терапевт-клиент». В этом случае  работа со смыслом в терапии заключается в соприкосновении реализации терапевтом концептуального понимания себя с реализацией «я»-концепции клиентом в непосредственных терапевтических отношениях. Смыслы клиента сталкиваются со смыслами терапевта, приводя к рождению новых смыслов. 

Переживания потери смысла и связанное с ним состояние подавленности и угнетенности  часто также являются следствием нестабильности и тревожности окружающего мира, приводящих к неизбежной переоценке жизненных приоритетов. Оно может транслироваться и на терапевтические отношения. Согласно В. Франклу (основателю логотерапии, основным направлением которой является поиск смысла), выделяется три направления отыскания смысла [4]: 

• творческие (то, что мы создаем и привносим в мир); 
• переживания (то, что мы берем от мира); 
• отношения (изменения отношения к ситуации или ее переосмысление). 

Важным условием смыслоискания в гештальт-терапии является его феноменологическая наполненность. То есть, в случае работы в ключе непосредственно гештальт-терапии можно говорить о феноменологическом смыслоискании. Основой феноменологического смыслоискания является не только интроспективная и ситуационная жизненная уникальность для каждого клиента, а и диалогическая уникальность. Последняя является следствием действия полевых сил и построения терапевтического диалога, связанного с личностным включением его участников. С разным терапевтом клиент может найти свой уникальный смысл. 

Ключевым является понимание того, что мы – не те, кто задает вопрос о смысле, а те, кто на него отвечает. Отвечает в конкретной динамической жизненной ситуации, фоновом наполнении и в определенном терапевтическом пространстве. В этом смысле гештальт-терапия и логотерапия едины в следующих подходах: 

• ответственность и ее разделение (наша задача ответить на вопрос о смысле: не задать его терапевту и получить ответ, а совместно отыскать его для себя); 
• жизненность (смысл находится в практиковании жизни); 
• действенность (сначала – действие, а потом – привлечение смысла); 
• реанимация важности чувственного опыта (смысл – вопрос не так интеллектуальный, сколько чувственно-истелектуальный); 
• смыслоискание – творческий процесс (нет универсальных смыслов, отыскание смысла – это результат творчества). 

Важным дополнением в ключе гештальт-терапии является феноменологичность и диалогичность смыслоискания. 

И в завершение -  про ответственность в тревожной малоопорной ситуации. Разделение ответственности с терапевтом за создавшуюся терапевтическую ситуацию, с одной стороны, дает опыт проживания того, что ситуация – многофакторная и нет одного, полностью ответственного за результат, а с другой – позволяет клиенту брать справедливую долю ответственности на себя, исходя из того, что именно это делает терапевт в сессии. То есть, речь идет не об уходе от ответственности, а о возможности сбалансированного движения по прямой «ответственность – безответственность». 

Выводы.

Крушение привычных опор и изменение тенденции к отдельности на тенденцию к общности и принадлежности явились следствием объективных причин – потери базовой безопасности, растущей экзистенциальной тревоги, необходимости пересмотра ценностей и смыслов. 

Целесообразно строить работу гештальт-терапевта в качестве стратегического фокусного направления в следующих аспектах: выделение опор, создание принадлежности, феноменологическое смыслоискание. 

Основным условием работы с опорами клиента является проработка собственных опор терапевтом. Целесообразно разделить возможные терапевтические опоры в зависимости от селф-интенциональности: «ид»-опоры; «персонелити»-опоры; опоры «поля». 

Опорность в гештальт-терапии является парадоксальным  процессом проживания отношений в неопределенности, где действия клиента осуществляются в безопасной среде по причине полноценного присутствия терапевта, предоставляя возможность проживания заблокированного опыта проживания личностно несоотносимых переживаний и чувств, который приводит  к ситуации, когда отношения с опорным терапевтом выступают в качестве уникальной опоры. 

Принадлежность является широким понятием, включающим в себя идентификацию, похожесть, преданность, привязанность, проявляющихся  посредством определенных компонентов (физического и эмоционального контакта, подтверждения собственной значимости, признания и уважения, резонанса со средой). Потеря компонентов принадлежности имеет следствием переживание одиночества. Доступным инструментом работы с принадлежностями является  интенциональное моделирование терапевтической принадлежности с учетом терапевтических рисков, которые связаны с превалирующим механизмом прерывания контакта. 

Переживания потери смысла являются естественным поведенческим механизмом в случае потери фоновой стабильности мира и может транслироваться и на терапевтические отношения. Основой феноменологического смыслоискания является интроспективная и ситуационная жизненная уникальность и диалогическая уникальность. В работе с феноменологией смысла возможно привлечение инструментария логотерапии, включающего сходные экзистенциальные гуманистические основания: гештальт-терапия и логотерапия едины в следующих подходах: ответственность и ее разделение; жизненность; действенность; чувственный опыт; творческое приспособление. Отличительной особенностью гештельт-подхода является феноменологичность и диалогичность смыслоискания. Совместные действия клиента и терапевта, образуемые собственным видением себя, своего присутствия в мире, рождают новое понимание и ощущение себя. 

Литература: 

1. Пруст М.  В поисках утраченого времени / М. Пруст / М.: Крус, 1993 – 2402 с.
2. Франчесетти Дж. Панические атаки /Дж. Франчесетти/ М.: МИГТиК, 2014 – 189 c.
3. Франкл В. Воля к смыслу /В. Франкл/ — М.: Апрель Пресс; ЭКСМО-Пресс, 2000 – 214 с.