Диалогическое пространство

Диалогическое пространство

Цель данной статьи – рассмотреть некоторые особенности психотерапевтического пространства. Одна из гипотез, которые и подтолкнули к изучению этой темы, звучит для меня так: лечат не только техники и терапевтические отношения, но и особое диалогически-личностное пространство, создаваемое терапевтом и клиентом. Эта гипотеза родилась из моего интереса к сходству процессов, происходящих в театре и психотерапии. Ведь в терапии клиент получает возможность прожить и проиграть заново какие-либо ситуации из своей жизни, и психотерапевт поочередно может быть режиссером, предлагая клиенту пережить заново прошлую ситуацию, актером, когда исполняет роль значимого другого (стоит оговорить, что психотерапевт не играет те чувства, которых у него нет, а привносит в терапевтический контекст то, что чувствует на самом деле, тем самым побуждая клиента к ответным реакциям). Идея Станиславского о предполагаемых обстоятельствах очень похожа на совмещение контекстов «там и тогда» со «здесь и сейчас». Но чем дальше я размышлял над этим, тем глубже становилось понимание того, что если и говорить о сходстве, то дело не в ролях, принимаемых терапевтом и клиентом, и не в проигрывании незавершенных ситуаций, а в особом пространстве, которое возникает благодаря отношениям терапевт-клиент. Как в театре формируется особое пространство, благодаря которому изменяется смысл слов и действий актеров (конечно, актеры участвуют в возникновении этого пространства), так и в психотерапии происходит нечто похожее, влияющее на само содержание и протекание терапевтической сессии.

Перед рассмотрением психотерапевтического пространства хочется изложить идеи об атмосфере Михаила Чехова, который рассматривает атмосферу как душу спектакля; дух спектакля – это идея, заложенная в нем, а душа спектакля – это та атмосфера, в которой протекает и которую излучает спектакль. Он говорит о душе живого существа, которое называется «спектакль». Чехов отмечает, что атмосфера имеет известную самостоятельность по отношению к вызвавшим ее причинам, например, уличная катастрофа, множество людей, каждый настроен по-своему. Настроение пострадавшего, виновника катастрофы, сочувствующего зрителя, полицейского и т.д. различны. Но атмосфера уличной катастрофы одна. Она царит над всеми, она самостоятельна и не сходна ни с одной причиной, ее вызвавшей.

Различные атмосферы – все они имеют самостоятельную жизнь. И спектакль, живой спектакль может и должен иметь такую самостоятельную атмосферу, иметь такую душу. Ни идея, ни внешняя форма не могут дать жизнь спектаклю без души, без атмосферы он всегда остается холодным. Благодетельное и созидающее действие душевной атмосферы не исчерпывается тем, о чем мы говорили. Атмосфера обладает еще одним поразительным свойством: «Возникшая атмосфера влияет обратно на причины, ее вызывающие ,и рождает из себя новые факты, дотоле не существовавшие».

Возьмем опять уличную катастрофу. Послушайте, какими голосами говорят люди в подобных ситуациях, кто придумывает эти ситуации? Эти голоса, движения и слова? Они возникают под влиянием атмосферы. Не сам факт катастрофы руководит людьми, но именно атмосфера. Она одна есть тот мощный источник, из которого исходят инспирации для всех действий, слов и интонаций. С другой стороны, что собственно делают люди, про которых обычно говорят, что они не теряют присутствия духа, не поддаются панике? Эти люди выключают себя из зоны влияния атмосферы. Они обладают достаточной внутренней силой для этого. Также ясно, что сила воздействия атмосферы велика и труднопреодолима, и поскольку справедливо, что атмосфера создается теми или иными причинами, справедливо и то, что сама атмосфера создает целый ряд факторов, которые не могли бы возникнуть без нее. «Сила и значение атмосферы для меня», - пишет дальше М.Чехов, - «еще в одном важном факте: атмосфера обладает силой изменять содержание слов и сценических выражений». Одна и та же сцена, например, любовная, с одним и тем же текстом прозвучит различно в атмосфере трагедии, драмы, мелодрамы, комедии. Смысл и содержание слов этой сцены станет в каждой атмосфере совсем другим, атмосфера передает публике содержание, истинный художественный смысл слов, сцены и всей пьесы, никакое логическое ударение (хотя оно нужно, конечно) не объяснит зрителю того, что может сделать по-своему только верная художественная атмосфера. Укажу еще два основных свойства атмосферы, как мне кажется, важных в понимании того, что происходит в терапевтическом пространстве.

  1. Разнородные или противоположные атмосферы, встречаясь друг с другом, вступают в борьбу между собой. Каждая из них стремится повлиять на другую.
  2. Однородные или одинаковые атмосферы сливаются друг с другом.

Теперь идет важный, по мнению Чехова, пункт. Чувство правды на сцене есть необходимое условие для возникновения атмосферы. И еще -последнее, на что следует обратить внимание: с одной стороны – атмосфера имеет силу менять содержание слов, с другой же стороны – она сама имеет силу слова, она сама равносильна тексту.

Перед тем, как непосредственно перейти к изучению психотерапевтического пространства, хочется уточнить понятие атмосферы, как мы ее понимаем в терапевтическом контексте, для избежания дальнейшей путаницы, связанной с ее обычным значением. Для нас атмосфера – это то, что принадлежит человеку, его собственное пространство, которое не совсем зависимо от убеждений и ценностей и от его представления о себе (хотя это тоже формирует некоторую часть атмосферы). Это то, как человек организует свой мир рядом с другими, руководствуясь как тем, что он знает про себя, так и тем, что происходит с ним здесь и сейчас, в момент проявления другого. И взаимодействие двух разных миров создает единое пространство, которое может быть наполнено чувствами и состояниями, в зависимостями от того, что происходит между ними.

Но есть еще и общее понятие атмосферы, которое связанно с нашими ожиданиями, представлениями. И в этом смысле можно пофантазировать о том, что атмосфера психотерапевтического кабинета изначально наполнена для клиента болью, надеждой, страхом и мечтами о помощи. Терапевт представляется не как конкретный человек, а как инструмент, с помощью которого клиент избавляется от своей «проблемы». В данном случае ни о каком диалоге и о восприятии другого речи быть не может. Но что происходит в этом пространстве взаимоотношений? Стоит сразу же сказать, что нет роли терапевта и нет роли клиента. Есть терапевтическая и клиентская позиции, с точки зрения которой каждый себя воспринимает и, как мне кажется (мнение достаточно спорное), существует противоречие между терапевтической, клиентской и личностной позицией участников сессии. В отношениях терапевт-клиент каждый из участников может вести себя в рамках правил и переживаний, к которым обязывают эти позиции. Но ведь кроме этого существует другая реальность: просто два разных человека сидят друг напротив друга с разными личностным и жизненным опытами, с разной судьбой и совершенно непохожими (или очень похожими) взглядами. Вначале терапевтического пути это может не осознаваться ни терапевтом, ни клиентом, но это отображается и формируется в терапевтическом пространстве на стыке двух атмосфер. Таким образом, можно предположить, что существует противоречие между восприятием себя как терапевта или клиента, и восприятием себя как иного человеческого существа, которое и формирует в первых сессиях особое пространство, независимое от позиции терапевта и клиента, и благодаря которому проявляется человеческая заинтересованность друг в друге. Это особое личностное пространство формируется готовностью терапевта увидеть в клиенте просто другого человека, не вылечить его, не избавить от проблем, и находиться с ним в контакте и видеть его. В этом случае мы подходим к тому, готов ли терапевт быть удивленным, вдохновленным, испуганным, агрессивным и заинтересованным клиентом. Если готов, то мы сталкиваемся здесь с тем, о чем писал Чехов, что «разнородные или противоположные атмосферы, встречаясь, сталкиваются друг с другом, вступают в борьбу между собой, каждая из них стремиться к влиянию друг на друга». И атмосфера терапевта в этом случае наполнена заинтересованностью и вовлеченностью, она вступает во взаимодействие с атмосферой клиента, наполненной страхом и ожиданием, и на стыке этих двух атмосфер формируется другое личностно-терапевтическое пространство. Для того, чтобы пойти дальше в описании свойств терапевтического пространства, хочется остановиться на некоторых важных для нас моментах философии Мартина Бубера и индуистской философии, в которой говорится о том, что принимать участие в диалоге с другим человеческим бытием – значит участвовать в диалоге с Богом, протекающим «вне слышимой речи и зримого письма». Культурой Древнего Востока создавалось и развивалось учение о несловесном общении, молчаливом диалоге, где важна не передача информации, а воссоздание состояния духа. Мистический опыт общения с Богом, необходимый для существования любой религии, становится основанием для учения о диалоге, который превыше речи. Мартин Бубер пишет об отношениях «Я-Ты», которые он назвал подлинным диалогом. Эти отношения очевидно фокусируются на живом опыте личностей. Бубер имел ввиду два типа отношений, один из них он назвал «Я-Оно», а другой – «Я-Ты» отношением.

«Я-Оно» - мир вещей среди других вещей, мир значений и целей, смыслов и следствий. «Я-Оно» - это смысл отношений в мире, смысл интеракций с миром, в котором мы живем. «Я-Ты» отношения создает истинное человеческое бытие. Мы можем обращаться к предметам людей и к Богу, как к «Ты», как будто перед нами живое существо, личность, друг. Мир «Ты» - это когда отношения перемещаются в эмоциональное пространство. Мартин Бубер много раз повторял, что одно из главных заблуждений человечества – вера в то, что дух внутри нас, тогда как он между нами, между «Я» и «Ты». Дух – это воздух, которым дышат «Я» и «Ты».

В терапии клиент воссоздает отношение «Я-Оно», хотя на самом деле нуждается в отношениях «Я-Ты», и на первых этапах работы терапевт встречается с сопротивлением личностным отношениям внутри сессии. С другой стороны, и терапевт не всегда готов к отношениям «Я-Ты», если его занимает какая-то конкретная цель в работе или проблема клиента. Некоторые исследования психотерапевтических отношений отмечают, что отношения «Я-Ты» вообще невозможны в терапии, в частности, из-за присутствия переноса и контрпереноса.

Размышляя над этой проблемой, рискну выдвинуть пространственную гипотезу о том, что на определенном этапе психотерапии, когда терапевт и клиент живут в объективных отношениях «Я-Оно», между ними формируется диалогично-личностное пространство «Я-Ты», и мы имеем дело больше с пространственной диалогичностью между двумя человеческими мирами, чем с вербальными подтверждениями этого диалога. Это пространство и оказывает основное «лечебное действие». Речь идет о человеческой тесноте в рамках позиций, о том, что в терапии происходит нечто большее, чем получение нового опыта путем эксперимента, предлагаемого терапевтом, о том, что один внутренний мир влияет на другой вне зависимости от запроса и целей клиента. И само пространство обретает внутреннюю неслышимую диалогичность вне зависимости от идей психотерапевта. В этом месте приведу театральный пример. Всем известен факт, что через год после сдачи любого спектакля он начинает жить своей собственной, независимой от режиссера, и что самое главное, от актера, жизнью. Роли и театральное пространство начинают изменяться, и уже не актер сто процентов играет роль, а роль видоизменяет его отношения и ведет его собственной жизнью. В терапии происходит немножко не так. Не только терапевтическая позиция ведет терапевта, а кроме этого его мирозаинтересованность в клиенте и особое пространство, формируемое двумя людьми. Таким образом, можно предположить, что существует особое диалогическое пространство «Я-Ты», которое формируется еще на этапе отношений «Я-Оно» у терапевта и клиента. И именно оно играет основную терапевтическую роль в дальнейшем личностном росте человека.

Хочется отметить, что все это короткие зарисовки, которые требуют дальнейшего глубокого исследования. Мне же хочется пойти дальше и предложить еще одну гипотезу, связанную диалогическими особенностями пространства, которая безусловно тоже требует дальнейших исследований. Здесь я только обозначу границы моих интересов в этой тематике. Речь пойдет о взаимоотношении в пространстве переноса и контрпереноса. В рамках гештальт-терапии уместно говорить о перенесении жизненного опыта в терапевтические отношения и о проигрывании этого опыта с терапевтом. В данном случае терапевт предстает перед клиентом не только как субъект взаимоотношений, а как объект, на которого направлены чувства и переживания, определяющие мир взаимодействия клиента с другими людьми. И если переживания направлены на некий образ терапевта,  то о каком диалоге и о какой встрече двух миров мы можем говорить? Мне кажется, все это конечно так, но с одной существенной оговоркой: ведь чувства, которые переживает клиент, - настоящие, вне зависимости от субъекта, к которому они направлены. Любовь при позитивном переносе настоящая, хоть направлена она не на терапевта, а на значимого другого, и эти чувства формируют общее пространство любви, о котором писал Мартин Бубер. Несмотря на перенос и контрперенос, это пространство любви выше динамических отношений и ролей, и именно оно создает межпространственный диалог, который помогает взглянуть на ситуацию по-другому, то есть пространство формируется взаимными переживаниями по отношению друг к другу терапевта и клиента, и не совсем зависит от переноса и контрпереноса. Другое дело, что в зависимости от динамики отношений оно может быть наполнено любовью, страхом, агрессией, болью, нежностью и т.д. Как мне кажется, пространственные отношения возникают даже раньше, чем к этому готовы оба участника терапевтического процесса, и именно они стимулируют дальнейшее открытие друг другу. Безусловно, огромная роль в формировании этого пространства принадлежит терапевту. Готов ли он принимать то, что с ним происходит рядом с клиентом, свои переживания, ощущения, фантазии, может ли он принимать клиента, либо ему хочется просто изменить его способ реагирования? И если готов, то это его вклад в развитие пространственных отношений. Таким образом, можно предположить, что лечат не только техники и взаимоотношения, но и особое психотерапевтическое пространство.

На этом месте я бы хотел остановиться, чтобы потом продолжить изучение основных свойств психотерапевтического пространства в дальнейших статьях. 

Литература:

  1. Мартин Бубер. Два образа Веры. Москва. Изд-во «Республика», 1995
  2. Чехов Михаил. Воспоминание, письма. Москва. Изд-во «Лонид-пресс», 2001
  3. Захарян Ирина. Психотерапия между наукой и искусством. Сборник материалов МИГТиКа №2
  4. Булюбаш Ирина. Руководство по гештальт-терапии. Москва. Издательство института психотерапии, 2004
  5. Станиславский К.С. Собрание сочинений. Том 2. Москва. Изд-вл «Искусство», 1954
  6. Штернберг. Круг внимания. Москва 1998
  7. Рик Хиннер. Диалогическая основа. Российский гештальт №3.Москва. Новосибирск, 2001
  8. Джозеф Сандлер. Пациент и психоаналитик. Москва. Изд-во «Смысл», 1997

Опубликовано в сборнике МИГИС в 2010 году. 

Рекомендовані статті